— Мы не можем сделать это здесь. — Я снова пытаюсь увернуться от него, если не по привычке, то хотя бы потому, что слишком хорошо понимаю, что делаю только хуже.

— Почему бы и нет? — Николай наклоняется, покусывая мягкую кожу моей шеи. — Здесь нас никто не видит и не слышит, зайчонок.

Его бедра снова прижимаются к моим, и мне приходится подавить вздох. Он тянется вниз, дергая за пуговицу моих джинсов, и на краткий миг я невольно задаюсь вопросом, почему я так стараюсь скрыть то, как он заставляет меня реагировать. Не то чтобы он уже не знал.

Потому что ты не хочешь доставлять ему удовольствие, напоминаю я себе, как раз в тот момент, когда его рука проскальзывает в мои джинсы.

Я уже влажная для него. Этого не скроешь, нет способа притвориться, что ощущение его твердого, мускулистого тела поверх моего и давление его члена, трущегося о мое бедро, не возбуждают меня. Я слышу его стон, то, как он хихикает, когда его пальцы скользят между моих складочек, и мне интересно, что бы он сделал, если бы я его укусила.

Ему бы, наверное, понравилось.

Я чувствую, как кончики его пальцев касаются моего клитора, скользя по нему, в то время как другая его рука тянется к поясу, и я поднимаю бедра вверх, чтобы освободиться. Я собиралась попытаться освободиться. Это то, что я хотела сделать, на самом деле. Но я не могу лгать самой себе. Все, что я делаю, это вжимаюсь в его руку, добиваясь большего трения, большего прикосновения, и я чувствую, как он смеется в меня, прижимаясь ртом к моему плечу и быстрее двигая пальцами.

— Через мгновение я буду внутри тебя, зайчонок, потерпи — бормочет он. — Так что, если ты хочешь кончить до того, как тебе придется взять мой член, тебе следует перестать сопротивляться.

Пошел ты. Я не знаю, думаю ли я эти слова или произношу их, потому что я все равно проигрываю битву между моим желанием воздержаться от чего-либо, что могло бы доставить ему удовольствие, и переполняющим меня возбуждением. Давление его пальцев ощущается так приятно, и я не могу удержаться, чтобы снова не прижаться бедрами к его руке, желая большего.

— Вот и все, зайчонок. Заставь себя кончить на мои пальцы. Я знаю, ты этого хочешь. — Его рука давит вниз, даря мне еще больше этого сладкого трения, и я стискиваю зубы, чтобы не захныкать, беспомощно раскачиваясь на нем.

Я собираюсь кончить. Мне с трудом удается не произнести это вслух, сдерживая стоны, когда я чувствую нарастающий оргазм, и я знаю, что собираюсь кончить прямо на его пальцы. Я ничего не могу с этим поделать. Кажется, он точно знает, где потереть, надавить, погладить, чтобы меня затопило удовольствие, каждый дюйм моей кожи покалывает от этого, и я чувствую, как сжимаюсь, желая наполниться. Я хочу его член, и я так сильно ненавижу себя за это.

Я чувствую, как разматывается этот тугой узел удовольствия, чувствую, как мои ногти царапают деревянный пол. Я смутно осознаю, стараясь не кричать от удовольствия, что он другой рукой расстегивает молнию. Я каждый раз поражаюсь тому, насколько огромен его член. Я все еще содрогаюсь от своего оргазма, когда его другая рука стаскивает мои джинсы вниз, достаточно далеко, чтобы он мог проникнуть между моих бедер. Мне приходится сдержать еще один крик, когда набухшая головка его члена упирается в мой вход.

— Боже, ты такая чертовски тугая, — выдыхает он, прижимаясь ко мне, пока его бедра толкаются вперед. Это всего лишь первый дюйм, но растяжка обжигает жгучей болью, которая почти сразу превращается в удовольствие, как в первую ночь заново. Сколько времени это займет, прежде чем мне перестанет казаться, что я каждый гребаный раз теряю девственность? Я практически теку, а его все еще почти слишком много.

Я поднимаю руку, намереваясь попытаться оттолкнуть его, но вместо этого хватаю его за плечи, впиваясь ногтями в шерсть его свитера, когда его бедра снова качаются вперед, толкая в меня еще больше своего невероятно толстого члена. Это так приятно, я бы хотела, чтобы это было не так хорошо. Это может вызвать привыкание, то, как он толкается, наполняя меня, прижимая к деревянному полу. Это ощущается лучше, чем в постели, лучше, чем в бассейне, что-то грубое и безумное в том, чтобы трахаться в лесу в охотничьем стойбище, где любой проходящий мимо может услышать, если бы слушал достаточно долго.

Кажется, что промолчать почти невозможно. Я знаю, что он пытается заставить меня кричать с каждым сильным толчком. Его рука скользит под мой свитер, под мой лифчик, его ладонь накрывает мою грудь, так что она трется о мой сосок с каждым движением его бедер, пока не возникает ощущение, что между моим твердым соском и твердым скольжением его члена проходит прямая линия трепещущего удовольствия.

Он собирается заставить меня кончить снова. Выхода из этого нет. Это слишком приятно, его распухшая головка трется о точку глубоко внутри меня, о существовании которой я даже не подозревала, снова и снова, пока давление не нарастает, и мне кажется, что она вот-вот лопнет.

Мои ногти впиваются в шерсть его свитера, сквозь ткань впиваются в его кожу. Я слышу, как он стонет, чувствую, как он содрогается рядом со мной, и у меня появляется какая-то безумная надежда, что он может кончить первым, что этого может быть достаточно, чтобы сделать это быстро, хотя я знаю, что это оставит во мне боль и неудовлетворенность.

Я должна была знать лучше. Он входит в меня так глубоко, как только может, прижимаясь ко мне бедрами так, что каждое движение прижимает его к моему клитору, его член заполняет меня, и я не могу остановить нахлынувшее наслаждение, воспламеняющее каждый нерв в моем теле, когда я разрываюсь по швам.

Я громко стону. Я ничего не могу с собой поделать. Из меня вырывается звук, крик удовольствия, когда я кончаю на его член, сжимаюсь вокруг него, и он следом издает стон удовольствия и толкается еще раз, и я чувствую, как жар его спермы наполняет меня, когда он прижимает меня к деревянному полу, и мы кончаем вместе.

Блядь. Дрожь пробегает по мне от осознания. Это кажется ужасно интимным, и внезапно мне ничего так не хочется, как выбраться из-под него, подальше от него, стереть ощущение его прикосновений со своего тела. Слишком близко. Сегодня все было слишком близко. Шутки, игра в снежки, этот… Николай, тот, кого я здесь не узнаю, и он, кажется, опасно близок к тому, чтобы стать тем, кто мне мог бы понравиться.

Мне не может нравиться кто-то, кто не позволяет мне делать мой собственный выбор.

Мысль о том, что я, возможно, теряю из виду ситуацию, в которой нахожусь, невольно попадаю во что-то с ним, повергает меня в панику. Я толкаю его в грудь, желая, чтобы он отстранился от меня, и, к моему удивлению, он встает, подтягивая джинсы одной рукой, пока я влезаю обратно в свои.

— Это все? — Огрызаюсь я, внезапно очень сильно желая разозлиться на него. Это похоже на разрядку другого рода. — Ты просто привез меня сюда, чтобы найти новое место, чтобы трахнуть меня?

Николай смеется, и это бесит меня еще больше.

— Нет, малышка, — говорит он мне. — Я привел тебя сюда именно для того, что и говорил. Если ты хочешь думать иначе, это твое дело. — Он качает головой, и я снова вижу, как на его лице пляшет веселье. — Придумывай все безумные сценарии, которые тебе нравятся, зайчонок. Это всего лишь обычная поездка в лес.

— Я не вижу, чтобы происходила какая-либо охота.

— Ну, сначала я должен был убедиться, что ты удовлетворена. Не мог допустить, чтобы ты пыхтела мне в ухо, пока я пытаюсь прицелиться, находясь в таком близком расстоянии. — Он говорит эту чушь, и я знаю, что он точно знает, как сильно бесит меня каждым своим словом.

— Ты, блядь…

— Продолжай, зайчонок, — говорит он легким тоном. — Мне нравится, когда ты дерзкая. Возбуди меня еще раз, и мы, возможно, снова окажемся на полу.

Я бросаю на него сердитый взгляд, но больше ничего не говорю. Через мгновение он пожимает плечами и поднимает винтовку, отыскивая место у маленького квадратного окошка сбоку от стойки с деревьями.